(Ль)Убить дуракона

Текст написан для ИЖЛТ, такая вариация на тему...ну вы сами поймёте на какую тему.

В судный день я вышел сразу на всех станциях московского метро и споткнулся о собаку. И ангелы божьи засмеялись своими детскими голосами: Веничка, как ты смешно споткнулся! Ты не расшибся? Нет, ангелы, не расшибся, ответил я и задумался, и в задумчивости добрёл до скамейки. Вы скажете, как неоригинально, Веничка, что тебе скамейка? Ведь нет в ней благородства истинного, а ты - равно что дух святой. В жизни человека, отвечу я, должно быть время споткнуться, а, споткнувшись, пасть и осознать свою пустоту и никчёмность, ибо только в никчёмности есть музыка, а пустота это вообще начало начал. А стоя начало начал не осознать, вот я и сел и воздвиг чемоданчик рядом с собой, прижимая его и баюкая.

В чемоданчике хрустнуло, как расступившееся море, и( Collapse )

Начнём с вопроса, человек ли женщина? Управление человеком вопрос, конечно, интересный. Вот наблюдал я в метро дядечку давеча со скрипкой. Он шёл по соседнему вагону и что-то наигрывал. Время от времени он выбирал жертву и что-то перед ней отплясывал, такой небольшой набор кренделей и коленец ножками выдавал. Жертва растерянно глядела в сторону и с деньгами расставаться не хотела. Так музыкёру никто и не дал. А вот что именно он играл я так и не узнал, потому что вышел на следующей.

В общем, в данном конкретном случае люди искусством не управлялись. Но вот распространиться я всё-таки хотел не об этом. О бабах, что уж.

По долгу жизни (ну и жежешечки не в последнюю очередь) с удовольствием общаюсь с этим прекрасным полом эпистолярно. Почитываю, в основном. Так вот, знаете ли, парадокс. Есть несколько милых, неглупых, красивых, которые ну вот не умеют писать. Я это знаю, я это чувствую, могу отдать зуб вместе со всеми челюстями, что не умеют. Однако есть некий фактик.

Я не знаю, как это называется - провокация или расчёт, или что-то похитрее расчета, но вот постится пост, который читается а) как сказка б) как намёк в) как приглашение к чему-то ужасно неприличному. И, знаете ли, реально работает. Вот с флиртом такое работает, жывотный магнетизм, и тут - через буковки. Даже если слова и их порядок ужасно заимствованы.

Доктор, я филофил?

Чорт с ним, на самом деле, мужчина существо легкоуправляемое, хотя не всегда легкодвигаемое. Прощу себе эту детальку. Тем более, что мне два раза за неделю сказали, что у меня бляцкий взгляд.

Доктор, это лечится? Чёрт, доктор, но вы же мужчина, вы хотя бы меня понимаете? Нет ответа.

Оттамадил я в субботу свадьбу. Все собрались разъехиваться, тут из темноты нетвёрдой походкой по стенке выныривает блондинка. Ой, ты такой творческий, можно мне с тобой творчеством позаниматься? Нет, блин, творчеством я занимаюсь только с женой. Почему блондинки так медленно соображают? Девушка, вот вам шляпа в подарок, но нет. А что, я недостаточно хороша для творчества? Вы прекрасны. Держитесь за стеночку, а то ё... упадёте. Удачи.

Доктор, зачем кому-то мной управлять? Я сам себя как смогу.

Но хватит о низком. Вернёмся в высокий мир литературы. Знаете ли, гадюшник. Эти пишут гадости, те их хают. Да б-г с ними, чесслова. Вчера ребёнок видел легенду руслита Евтушенко и звонко повякал под неторопливую и длинную речь мэтра. Я ему это буду напоминать.

Кстати, нам сказали, что наша девочка будет поэтессой. Да мальчик у нас. Поджали губки. Вы знаете, мы не просто пришли послушать людей на вечер, посвящённый Ахматовой, мы, оказывается, готовим смену московской интеллигенции. Хвалимся ребёнком. Рисуемся. Приучаем к прекрасному.

Доктор, мы честно пошли туда для себя в первую очередь. Хотя, конечно, неизвестно. До окончательного разрешения душевной тайны пока там докопаешься.

Докладывает Центр Управления Человеком. Понедельник, полёт нормальный.

C третьего пути отходит поезд на Керчь или Анапу,
Я сижу здесь с четырёх до пяти, мне некуда идти,
Вспоминаю твой запах, к которому примешивается местный сортир.
Что мне делать с твоим поездом, материться или крестить?

Я тебя люблю, а ты меня - нет,
Я помню каждого пассажира кто во что одет,
Яркие шлёпанцы, бюстгальтеры набекрень
Мне жалко, что я домосед, симпатичный небритый тип,
Сидящий в самом начале пути и уехать лень.

Солнце плавит рельсы, заставляет пахнуть пыль и креозот,
У тебя есть цель, билет, и пакет абрикос на краю стола.
Ты глядишь в прицел, замедляешь дыхание, напрягаешь живот,
Пуля вытекает из твоего ствола,
И, пером изгибаясь на солнце, ко мне плывёт.

Мой добрый, нежный маятник во плоти
Твой путь - в любви и радости на юга,
Твой поезд не отмыть, не поворотить
Ни даже к шутке о нашей радости не свести.
Я говорю: уезжаешь? Ага.

Жизнь включает в тебе далёкий говор, базарный гам,
Изменяя фактуру голоса, тон и стиль.
Ты не любишь меня - тянется струйкой за поездом гарь
Я тебя люблю. И буду любить. Прости.

За идею головы спасибо Насте marfinca

Синим осенним вечером, когда желтеющая листва клёнов разливает в воздухе своё тихое благоухание, а от прудов поднимается туман, на нижней ступеньке эскалатора станции метро Маяковская появилась голова. Проворачиваясь, словно картофелина на ленте транспортёра, голова таращила свои голубенькие буркалы, то и дело сдувала со лба прядку бледных волос и отпускала едкие и недовольные комментарии в адрес проходивших. Тела у головы не было, наверное, именно поэтому её не замечали.

Если бы тело было, то оно бы принадлежало роскошной блондинке лет двадцати двух, в розовых меховых сапогах, шортах на босу ногу и с тонким, увешанным брелоками телефоном. Плотный макияж головы и уверенная манера речи ясно давали понять, что именно за такими, как она – будущее страны.( Collapse )

Известная нам девушка - стервозная. Очень любит приходить в гости. В паспорте написано, что дочь графа Дракулы. Но я знаю, что папаша её помер. Стоп, думаю, Дракула-то бессмертен! Вот выпендрился, да?
Но это ещё не всё. Едем с ней вместе на какое-то событие, спускаемся в метро. Она мне рассказывает:
- Мой муж, бывший, он красненький.
- Коммунист, что ли?
- Нет, сертифицированный дрочила.

О така фигня, малятки.

Много букв. ( Collapse )

Радость моя, слышишь, радость моя
Тут набухли на дереве почки.
Ходит под окнами старый молочник
Тарой своею звеня.

Солнца моя, помнишь, солнца моя
Теплоту поцелуя в трамвае?
Губы твои до сих пор ощущаю,
Хоть и прошло-то полдня.

Чудо моё, ты ведь чудо моё
Завтра купим пахучего сыра.
Из уголка отдалённого мира
Вина тягучие пьём.

Зверь тёплый мой, знаешь, зверь тёплый мой
Всё, что странно, безумно, волшебно
Всё рождено красотою душевной
Просто - твоей красотой.

Открываю. Которую ночь я тебя без огня открываю,
Это ветер срывает с деревьев кору и ненужные ветки,
Это кожа с ладоней срывается вдаль и летит, неживая
Это камни бросают вдогонку трамваю с холма малолетки.

Это..эй! Это память окрикнула вставших и вышедших к рампе
И бинокль навели, и прищурились в жерло прицела.
Это вьются вокруг светлячки, оставляя дымками на лампе
Тел своих отпечатки о том, что уже не смешно - надоело.

Это в третьих веках нашей эры кричали на рынках кликуши
Скоро, скоро падёт нам звезда, полыхая кровавой полынью.
Мы молились, мы дёргали в церкви немытые души
И ругали неумных богов, и копались в разжиженой глине.

Наша жизнь нас голубит, ломает послушным хребтом о колено,
Мы бежим, без оглядки, конечно, всё плачем, да пьём да рожаем.
Старый раб мне сказал: "Не смотри, господин, позади только стены"
Только Бродский стоит у стены, тих и неподражаем.

зато - несколько раз (:
нервных барышень с тонкой психологией... ну, зачем это вам? (:
( Collapse )